Интервью. Сергей Новиков: поступление на журфак — еще не путевка в профессию

Имя Сергея Новикова, заместителя редактора газеты «Прессбол», хорошо известно в спортивных кругах Беларуси и за её пределами. Он давно входит в число лучших журналистов страны, пишущих о спорте, часто выходит в эфир в роли телекомментатора. За его плечами тысячи статей, интервью и репортажей из разных уголков планеты. А начинал он путь журналиста на нашем факультете, который закончил в 1980 году. Воспоминаниям о тех временах и посвящена эта беседа. 

— Сергей Юрьевич, расскажите, как вы стали студентом журфака. Было это решение спонтанным, или вы все решили заранее и задолго готовились стать акулой пера?

— Ну, насчет акулы заранее точно не думал. Да и сейчас не уверен, что таковой являюсь. А решение поступать на журфак спонтанным не было. Пожалуй, определяющим фактором оказалась профессия отца. Он был, на мой взгляд, журналистом высочайшего уровня. Причём универсалом. Поработал и в газете, и на телевидении, и в кино. На разных уровнях профессиональной иерархии. Наша семья, подобно офицерской, сменила много квартир и городов. Сначала это был Новополоцк, потом Витебск. А школу, два последних класса, я заканчивал уже в Минске.
Естественно, все стадии профессиональной деятельности отца, его роста прошли у меня на глазах. Я невольно вникал в его работу. И о специфике журналистики знал не понаслышке. Можно сказать, такой вариант выбора на будущее был у меня в запасе всегда. Но это не значит, что собирался принять его без раздумий. В Витебске учился в специализированном физико-математическом классе 21-й школы. У нас были фантастически сильные преподаватели профильных предметов — Анатолий Александрович Максимов и Валентина Ивановна Белевич. Так что в Минск переезжал докой скорее в точных дисциплинах, нежели в гуманитарных предметах. Хотя ими тоже не пренебрегал. Однако в девятом классе, уже в столичной школе, столкнулся с парадоксом. Учителям физики и математики я мог открыть в их предметах немало нового. Радостного в этом ничего не было. Потому что за пару недель понял, что по части этих наук к получению аттестата наверняка деградирую. И тогда основным для меня стал гуманитарный, журналистский, вариант. В конце девятого класса подался в клуб юнкоров «Репортёр» при редакции «Знамени юности». Нас, школьников выпускных классов, там привечали, устраивали практикумы, давали серьезные задания. Так прошёл первую обкатку. И вот с рекомендацией этого клуба и набором публикаций хорошего объёма и неплохого (во многом благодаря отцовской муштре) качества подал документы на журфак. Поступил, можно сказать, легко. Абитуриентское испытание состояло для меня из творческого конкурса и, как для медалиста, одного экзамена — по русскому языку и литературе. Кстати, к конкурсу готовился целенаправленно. Приблизительный круг возможных тем был в ту пору не слишком широк — какой-то десяток. Пяток работ у меня были написаны в качестве тренировок. Угадайка даром не прошла. Так что потом осталось только воспроизвести по памяти многое из прежде написанного.

— А как вы относитесь к тому, что и теперь при поступлении на журфак от абитуриентов требуют наличия публикаций? Ведь можно же сказать, что человек поступает туда, чтобы именно этому и научиться.

— Это простой вопрос. Вот если ты не умеешь танцевать, пойдёшь поступать в хореографическое училище? Или, если не умеешь плавать, понесешь документы в университет физкультуры? Так и здесь. Журналистика — профессия творческая. Склонность к ней должна уже как-то проклюнуться ко времени, когда человек берётся за неё на уровне высшего профессионального обучения. В противном случае в таком шаге можно запоздало и горько разочароваться. Так что предварительный творческий отбор — это гуманный этап. За ним стоит стремление исключить ошибки. И это честная игра. Её правила объявлены заранее, и ты их принимаешь.

— Сегодня на журфаке абитуриенты выбирают направление будущей деятельности прямо с зачислением: печатная журналистика, аудиовизуальная, веб-СМИ. В вашу пору было так же? Или подобное деление происходило позже?

— Если честно, уже не вспомню, на каком этапе это происходило у нас. Но не с первого курса, это точно. Если бы спросили мое мнение, порекомендовал бы делать выбор хотя бы по истечении года учебы. Потому что, прежде чем выбирать, нужно до конца составить представление обо всех возможных вариантах. А у вчерашнего школьника, к примеру, его быть не может. С помощью творческого конкурса можно выяснить, как он умеет складывать слова, что у него игриво работает мысль. Но разобраться, где наиболее эффективно можно применить эти качества, поначалу бывает трудно. В идеале будущий журналист должен попробовать себя во всех ипостасях. Мне об этом легко говорить, ибо моя карьера сложилась таким образом, что пришлось попрактиковаться на радио и телевидении, много писать для газет и журналов. Делал даже сценарий для документального кино. Наконец, дошла очередь и до сотрудничества с интернет-изданиями. Хорошо, если бы и журфак способствовал такой универсальности.
Что касается моего выбора, то там ситуация была не рядовая. Поначалу выбрал газетное отделение. Но вскоре у меня случился конфликт с одним профессором. Деталей уже не помню. Но там что-то было связано с трактовкой положений партийности журналистики. Большой разницы в своих перспективах на газетном или эфирном поприщах я не видел: успел посражаться на обоих фронтах. Потому из чувства некоторой даже злорадной мести написал заявление о переводе на специализацию РТ. Помню, этим «трансфером» тогда очень гордилась радиотелевизионная кафедра. Потому как студентом я был приметным, одним из лидеров курса с образцовой зачеткой. Так что выпускался я уже «телерадийщиком». Но все равно постоянно печатался. Это не было проблемой. Тем более что деление на специализации проходило без переформирования изначальных учебных групп. Так что в повседневном общении хватало контактов с замечательными однокурсниками-газетчиками, у которых можно было многое позаимствовать, с пользой перенять. Были еще и трудовые семестры в стройотрядах — в Нечерноземье, на БАМе. А там приходилось постоянно делать репортажи в тогдашнее стройотрядовское приложение к «Знаменке».

— Помните первую сессию? Как вы к ней готовились? Писали ли шпаргалки?

— Конечно, писал. Но не уверен, что прямо сразу. И без фанатизма. В первой сессии самый памятный экзамен был, конечно, по античной литературе. Нам её тогда читал Наум Исаакович Лапидус, легенда филфака и журфака. Он ещё и моих родителей учил. У нас все его ужасно боялись. Очень дотошный преподаватель, требовал знаний предмета от и до, полных конспектов своих лекций. Перечитать все по курсу было нереально. Проще было вызубрить учебники — буквально наизусть. Добавьте к этому полное отсутствие экзаменационного опыта. К этому дню готовился самоотверженно. И вот в аудитории нас пятеро: четверо готовятся, а одна из однокурсниц отвечает. Она сбивается, преподаватель просит показать это место в конспекте. Начинает листать тетрадь и говорит, что конспект неполный. И тогда девушка в панике прибегает к совершенно подлому приему: «А вы у других проверьте. Думаете, у них все есть?» И что ты думаешь? Он подзывает меня, с конспектом. И сразу предупреждает: если там чего-то не будет, оценка автоматически снижается на балл. Прорехи, конечно же, нашлись. Самое обидное, что мне выпал чрезвычайно удобный для ответа билет. Пришлось приказать себе: отвечаю на «шесть»! Вот на «шесть» (при тогдашней пятибалльной системе) и ответил. После того теста у Лапидуса для меня уже не было страшных экзаменов.

— А у нас зарубежную литературу ведёт Татьяна Ивановна Пранович. То, что она училась на курс младше вас, узнал из дискуссии на вашей ветке прессболовского форума. Может быть, вспомните какую-нибудь историю, связанную с нашим преподавателем?

— Пожалуй, истории не получится. Я не был знаком с Татьяной настолько близко. Знал, что есть такая выдающаяся студентка, ленинская стипендиатка. В этом смысле мы были с ней людьми одной касты. Общались шапочно: привет — привет. Все почитали, конечно, ее отца Ивана Чигринова — замечательного белорусского прозаика. И я всегда отмечал для себя, насколько органично и скромно при этом Таня держалась среди нас. Вокруг ведь были и другие примеры…

— Наверное, у каждого поколения студентов свои легенды журфака. У нас это Ангелина Александровна Руденко. Подозреваю, что она могла учить и вас.

— Так и есть. Более того, одно время даже была куратором нашей группы.

— У нас на курсе её откровенно побаиваются, не решаются проситься отвечать, даже когда знают тему.

— Думаю, зря. Во всяком случае, в моей памяти Ангелина Александровна страшным преподавателем не осталась. Возможно, как раз из-за того, что она была нашим куратором. Приходилось общаться с ней и, так сказать, вне учебной программы, в различных проявлениях, как тогда говорили, общественной жизни. Пользуюсь случаем передать ей благодарность за науку и большой привет.

— Итак, вы были отличником. Случалось ли при этом прогуливать лекции и семинары?

— Ко мне слово «прогул» было не вполне применимо. Злостно нарушать учебную дисциплину у меня не было нужды. Потому что курса с третьего, если не со второго, я был главным редактором факультетской стенгазеты. И в придачу к этой общественной нагрузке деканом даровалась льгота — право свободного посещения занятий.
Сегодня стенгазеты на журфаке, конечно же, нет. Вам она покажется анахронизмом. А тогда это была важнейшая составляющая факультетской культурно-общественной среды. Она слыла этаким полигоном нашей журналистской самодеятельности: кто во что горазд. Это была замечательная площадка для самовыражения. Тогда не было интернета, были мало развиты электронные СМИ, не все студенты сразу попадали в редакции. Многие писали замечательные прозу и стихи. В газете разгорались жаркие дискуссии по самым невероятным поводам. Помню, как звезда нашего курса Саша Класковский пикировался по всевозможным вопросам бытия с Алексеем Цыгулевым, учившимся курсом старше. Это было покруче полемики Белинского с Писаревым! Все это нами принималось на ура.
У стенгазеты был особый статус. Располагалась она в коридоре старого здания в университетском городке, которое уже снесли. На придвинутых друг к другу стендах помещалось полотно из склеенных листов ватмана. В длину оно могло занимать метров десять! Иллюстрации делались акварелью и гуашью. Между ними вклеивались листы с отпечатанными на машинке текстами. У редакции было несколько сменных составов, работавших по очереди. Они состояли из редактора, девчат-машинисток, художника. А я был, как теперь сказали бы, руководителем всего проекта. Выходила эта газета каждые две недели. Периодичность соблюдалась жестко, даже в пору сессий. Работы было много. С выходом номера сменный состав брал паузу, а я принимался за очередной выпуск со следующим. Придумывали темы, заказывали и собирали материалы, печатали, клеили, рисовали. Это были незабываемые дни и даже ночи, потрясающая атмосфера…
Но, возвращаясь к твоему вопросу, много времени для стандартного студенческого бытия не оставалось. Право свободного посещения давало возможность самому выбирать, какими занятиями жертвовать. Могу сказать честно, частым ходоком на лекции не был. Старался не пропускать только практические занятия. Каюсь, если на первом курсе вёл конспекты практически по каждому предмету, то к концу учёбы носил одну общую тетрадь, выполнявшую, функции больше камуфляжные, нежели прикладные.

— Удавалось ли активно совмещать учёбу и сотрудничество с редакциями серьезных СМИ?

— Конечно, одно подпирало другое, и цейтнот порой был страшный. То, что сейчас скажу, может выглядеть спорным. Но, на мой взгляд, пока учишься на журфаке, особенно на стартовых курсах, гораздо важнее походов по редакциям другое. Надо просто во всех смыслах работать над собой. Как можно больше начитаться. Хорошие книги — это первое, для чего во время учёбы не стоит жалеть времени, ради чего стоит порой недоспать. То же самое можно сказать о театре. Если в студенческие годы ты этого не успел, то потом точно не наверстаешь. Конечно, у нас хватало ребят, которые сразу взяли курс на практическую журналистику, интересно и по-разному писали, работали в эфире. Самый яркий талант в этом плане, пожалуй, Александр Улитенок, еще в студенческие годы работавший в «Звязде», а потом и собкором «Правды». Или Олег Морозов, делавший классные цикловые программы об экономике на телевидении. Я стал масштабно совмещать учебу с практической журналистикой только на выпускном пятом курсе, когда был принят младшим редактором в штат спортивной редакции Гостелерадио. Помню, совершил тогда по-житейски наивный, но благородный поступок. Пришел на прием к декану Григорию Васильевичу Булацкому и сказал, что получаю вполне нормальную зарплату и потому хочу отказаться от ленинской стипендии — пусть факультетская квота перейдет к кому-то еще. Декан посмотрел на меня большими глазами, но предложение принял. А потом при случае восхищался: надо же, какой этот Новиков комсомолец честный…

— Был ли у вас предмет особенно нелюбимый?

— Были дисциплины, о которых можно было заведомо говорить как о ненужных, совершенно оторванных от нашей будущей практической деятельности. По крайней мере, в том виде, в каком они преподавались. Например, так и не понял, к чему был курс теории и практики советской журналистики. Это была компиляция многого из того, что мы уже прошли в рамках других занятий. А еще воспринимал как трагически вырванные из жизни учебные дни, которые проводили на военной кафедре. Рытье окопов можно было освоить гораздо быстрее и по-другому. Я не против того, что нужно уметь защищать родину. Но учить этому надо было явно не так, как учили тогда нас.

— Тогда попробую угадать, что одним из самых любимых предметов было у вас физвоспитание.

— Не угадал. У меня каждое утро до занятий было свое физвоспитание. Пробегал с десяток километров, добавлял к этому комплекс на турнике. Так что последующие наклоны и махи руками были детским лепетом на лужайке по улице Октябрьской, пустой тратой времени. Впрочем, активных студентов, защищавших спортивную честь факультета, от этого любительства тогда освобождали.

— А вы в каком виде спорта отличались?

— Играл за сборную факультета в футбол.

— А в гандбол?

— Никогда. В те годы у нас вообще не было ни гандбольных мячей, ни ворот, ни нужных размеров залов. Только для баскетбола. В него, кстати, тоже играл. Но команда у нас была так себе. А вот футбольная подобралась хорошая. В наши времена стали впервые попадать в тройку университетских призеров. Основные игроки были как раз с нашего курса. Бывший редактор «Прессбола» Саша Борисевич —абсолютный лидер. Здорово играл Дмитрий Беленький, он вратарем был. Тот же Олег Морозов. Факультет ведь был небольшой, а соперничали на равных с монстрами: физматом, прикладной математикой, химфаком, юристами.

— Некоторые мои однокурсники испытывают трудности при поиске тем для публикаций. Что вы можете посоветовать по этой части? Перед вами никогда не стояло таких проблем?

— Вопрос довольно общий, и на него трудно ответить конкретно. В творчестве нет универсальных рецептов. Передо мной проблемы выбора никогда не стояло. В студенческие годы нам, как правило, давали задания. И в газетах, и на телевидении просили обратиться к чему-то конкретному. Свою инициативу больше приходилось проявлять во время учебной практики. Помню, за лето, проведенное в редакции новополоцкого «Химика», пришлось писать и о торговле, и о спорте, и о комсомольских активистах, и о самодеятельности, и даже о работе какой-то нефтеналивной установки на НПЗ. Кстати, ехал тогда в Новополоцк с уже готовой заметкой. Сходил в Минске на Выставку достижений народного хозяйства, прошерстил все стенды на предмет продукции новополоцких предприятий, наснимал фотографий. Получился нормальный репортаж. Вот делюсь опытом. Он ведь и сегодня вполне применим. Посылают вас на практику, допустим, в Волковыск. Ну и сходите в столичный универсам. Полюбопытствуйте у товароведа, на каком счету продукция тамошних предприятий пищевой промышленности, что лучше раскупается и почему. А если приучить себя читать прессу с маркером, помечать интересное, недостатка тем у вас не будет никогда. Гарантирую.

— Сейчас на журфаке соотношение девушек и парней примерно девять к одному. При этом в СМИ работают в основном мужчины. Или вот на примере вашего «Прессбола» можно увидеть, что и у половины сотрудников образование не журналистское. Даже наши преподаватели признают, что если из нас процентов пятнадцать останутся работать в журналистике, то будет очень хорошо. Как Вы это прокомментируете?

— Положа руку на сердце, скажу, что вклад журфака в мое формирование как профессионала составил не больше трети. Вообще журналист — ипостась многокомпонентная. Она складывается из множества факторов. Но альма-матер в его формировании должна играть гораздо большую роль, нежели играл журфак БГУ в то время, когда я там учился. Уже к середине учебы было ясно, кто из нас будет журналистом, кто будет журналистом классным, кто — лишь бы каким, а кто — вообще не будет. И последних действительно была добрая половина. Если ваши преподаватели говорят об этом и сейчас, то, значит, ничего с той поры не изменилось. Сейчас прекрасно понимаю, как подозревал и тогда, что процесс обучения сильно оторван от практики. Он был очень умозрительным. Практический опыт мы добирали явочным порядком. То есть шли в редакции и брали. Но не все, а лишь те, кто сам о том позаботился. А преподаватели, которые нас учили, если и имели опыт практической работы, то, как правило, уже устаревший.

— А вы не хотели бы попробовать себя в качестве преподавателя на нашем факультете?

— Мне это было бы интересно. Только не преподавателя, а такого незлобивого полезного советчика. Именно в сфере спортивной журналистики. В форме не столько теории, сколько каких-то практических соприкосновений. Анализировать конкретные печатные или эфирные материалы, моделировать ситуации, давать задания, разбирать результаты… Я подумал бы, если бы такое предложение поступило. Это ведь интересно и в плане поиска ребят, которые могли бы пригодиться нам в газете. К тому же, это единственная сфера, кроме увлечения шахматами, где я пока не повторил опыт отца. Он ведь в своё время на журфаке преподавал. Кстати, практические дисциплины…

— Целесообразно ли на журфаке ввести специализацию в спортивной журналистике?

— В том формате, в каком спортивная журналистика у нас развивается, она пока вряд ли нуждается в масштабном ежегодном пополнении кадрами. Поэтому большой нужды в специализации нет. Но в принципе неплохо было бы организовать какой-нибудь факультатив, семинар. Причем занятия можно было бы построить без привязки к конкретному курсу. Уверен, что из каждого набора нашлись бы человек пять, которым это было бы интересно и которые могли бы подключиться к работе в любой момент. В этой сфере все так динамично меняется, что можно обойтись без ежегодных повторений.

— И последний вопрос. Скоро у первокурсников летняя сессия. Что пожелаете? Может, дадите какой-нибудь совет?

— Скажу сразу, что это будет тяжёлая сессия для родственных мне спортивных душ. Потому что её придётся совместить с чемпионатом мира по футболу. Для меня такие совпадения были огромной проблемой, это были самые трудные сессии. Поэтому тем, кого это волнует, посоветую уже сейчас начинать готовиться, чтобы максимально развязать себе руки. Июнь не должен пойти в ущерб футболу! Думаю, никакая сессия не стоит того, чтобы жертвовать такой прелестью. Это настоятельный совет тем, кто увлекается спортом и хочет стать спортивным журналистом. Впечатления этого лета станут для вас потом фундаментом большой работы на много лет вперед. Чемпионат мира — глобальное событие, за которым нужно вдумчиво следить. А вообще, что бы кто ни советовал, каждый студент в первые сессии сам вырабатывает навыки, свою методику сдачи экзаменов, учится обходить капканы, набивать шишки, приобретает опыт для дальнейшей учёбы.

Автор: Руслан Игнатович. Фото из личного архива Сергея Новикова.