С возрастом шестичасовая дорога из Минска в Киев давалась мне труднее: ноги начали затекать, шея ныть, да и кофе на заправке стал горьким. Вознаграждением за страдания был родной город, свежий теплый летний ветер, обволакивающий тело, шум Днепра, волнами разбивающегося об каменные бордюры. Тот, кто побывал здесь однажды, обязательно захочет вернуться.
Реклама «Любить Украину» на билборде долгое время висела на улицах Киева и создавалось впечатление, будто художник (дизайнер) просто забыл указать торговую марку, которую мы должны купить, попробовать и полюбить.
Когда бы «Любить Украину» не обновляли постоянно, то я подумала, что какой-то бизнесмен выкупил рекламную площадку на всю свою долгую жизнь и затем скоропостижно умер.
Сейчас на месте «Любить Украину» появляется реклама какого-то кетчупа, заезжего артиста или ресторана.
Киев – это сотни газет, десятки телеканалов, радиостанций, высших учебных заведений. Столица задыхается в пробках, толкается в общественном транспорте и митингует. Одно непонятно, что производят киевские заводы, и над чем работают в киевских институтах. Весьма возможно, что основной вид их деятельности, это сдача в аренду своих помещений под офисы и магазины.
Город не тороплив, не суетлив, медлителен. Как в захолустном сельском магазинчике киевляне долго стоят у витрин, что-то выбирая, о чём-то думая, что-то ищут в набитом карточками, визитками и деньгами бумажнике.
Когда в столице строили памятник Родине-матери, спорили, может ли быть Родина-мать выше Киевской Лавры? Победила Лавра. Она выше. С точки зрения здравого смысла, Родина-мать должна была смотреть на Запад и грозить всем будущим захватчикам, своим карающим мечем. Но с эстетической точки зрения, Родина-мать должна смотреть на Днепр, чтобы каждый проплывающий пароход видел, как прекрасны киевские пейзажи. Победила красота и эстетика. Родину-мать повернули на Север, в сторону Москвы.
Когда кому-то захотелось жить в небоскрёбе, в самом центре Киева и видеть все прилегающие окрестности, то построили большой дом рядом с Мариинским парком, между бывшим царским дворцом и Киево-Печерской Лаврой. Уродливое здание не должно было быть на том месте, тем более на одном уровне Лавры и Родины-матери. Теперь над Днепром существуют три доминанты, символы трёх эпох: Киевской Руси, Советского Союза и Независимости.
Площадь Октябрьской Революции, Майдан Незалежности, местность ранее называвшаяся «Козьим болотом». Когда-то совсем незаметно для меня и без массовых протестов киевлян с площади убрали величественный монумент Владимиру Ленину. Свято место, пусто не бывает и вот, уже стоит на ленинском месте столь же величественный монумент Независимой Украине. Отважная золоченая женщина, взобравшаяся каким-то чудом на длинный мраморный столб с распростертыми над головой руками. Она словно приветствует толпы украинцев, собирающихся шумно отмечать на главной площади страны очередной государственный праздник. Ее глаза слепит реклама пива, шоколада, неудачливого банка, удачно обворовавшего миллионы украинцев в период кредитно-депозитного бума, строительной компании, расширяющей пределы города.
Чуть далее, за монументом независимой Украине расположен похожий на аквариум огромный торговый центр с ресторанами и бутиками. Символы независимости и символы потребления, органично оказались рядом, на самой главной площади страны. Совсем недавно, над всем этим пространством возвышалась гостиница «Москва». Но украинским властям, видимо было не по себе принимать парады и обращаться к украинской нации, когда за спиной находится и символ Украины, и символ потребления, и символ тихо ушедшей Империи. В 2001 году гостиницу «Москва» переименовали. Теперь она патриотично называется «Украина».
Хрещатик – это Невский, Арбат и Бродвей столицы. Место празднеств, гуляний и салютов. Весной на Хрещатике так же цветут каштаны, гуляют влюбленные или ищущие любви.
Старый Киев ещё где-то живёт своей прежней жизнью, сонливо не замечая происходящего.
Я не заметила, как киевские новостройки Оболони, Троещины и Виноградаря стали превращаться в трущобы. Только выросшие на их улицах деревья весной скрывают несвоевременную старость, словно изысканная косметика, пряча выцветшую и облупившуюся краску.
